Тема : «ОБРАЗ УЧИТЕЛЯ В ТВОРЧЕСТВЕ АНТОНА ПАВЛОВИЧА ЧЕХОВА» 9 класс

Выполнила:

ученица 9 а класса

Марьянина Дарья Васильевна

Руководитель: учитель русского языка и литературы,

учитель высшей категории

Березанова Татьяна Нальевна

Образ учителя в творчестве А.П. Чехова.

Знакомясь с творчеством Антона Павловича Чехова, я заметила, что во многих его произведениях поднимается школьная тема, создается образ учителя. Это рассказы: «Репетитор», «Учитель», «Дорогие уроки», «Человек в футляре», «Учитель словесности», «Володя», «Экзамен на чин», «Мыслитель». Я решила понять, почему Антон Павлович уделял этой теме особое внимание.

Для начала я решила познакомиться с детскими годами писателя, узнать, где он учился, кто были его учителя.

Отец будущего писателя Павел Егорович нрава был крутого и властного. Обязанности главы семьи исполнял ревностно, требуя от домочадцев неукоснительного повиновения и подчинения своей воле. За малейшую провинность, оплошность, шалость, а тем более непослушание дети в семье Чеховых с раннего возраста строго наказывались, чаще всего розгами.

«Я помню, отец начал учить меня, или попросту говоря, бить, когда мне не было еще и пяти лет. Он сек меня розгами, драл за уши, бил по голове, и я, просыпаясь, каждое утро думал, прежде всего, будут ли меня сегодня драть?..» – рассказывает герой автобиографичной повести А.П.Чехова «Три года». Прошли годы, боль от отцовских побоев утихла, но память боли, обида остались навсегда. «…Вспомни, – писал Чехов старшему брату Александру, – те ужас и отвращение, какие мы чувствовали, когда отец за обедом поднимал бунт из-за пересоленного супа или ругал мать дурой…» Сердце Антона разрывалось на части – от жалости к матери, от страха перед отцом и от желания убежать, спрятаться, чтобы не видеть злого лица родителя, не слушать грубых слов и чтобы никто не видел его, Антона, горьких слез и страданий.¹

Можно представить себе, какой гнетущей была атмосфера в семье, где домочадцы жили в постоянной зависимости от настроений, прихотей и капризов главы семейства, как пагубно влияла она на впечатлительную детскую душу.

Чувство человеческого достоинства, благородство души рано пробудилось в Антоне, появилось внутреннее сопротивление той среде, которая пыталась с помощью насилия, грубости и обмана привить рабское смирение и холопское терпение, подавить волю, парализовать разум и заглушить чувства.

Мне кажется, что свой рассказ «Володя» (1887г.) Антон Павлович написал, находясь под впечатлением своих тяжелых детских воспоминаний. Его герой семнадцатилетний гимназист рано лишился отца, очень страдал от этого. С отцом были связаны теплые детские воспоминания, счастливое время. Володя вырос в бедности, так как его мать «легкомысленная, избалованная, тяготевшая к высшему обществу, но не понимавшая его, прожила два состояния – свое и мужнино»[6, 238], не имел своей комнаты, где мог бы найти уединение, готовил уроки в «общей», где сходились все постояльцы. Володя ненавидел мать не столько за то, что она обрекла сына на бедное существование, сколько за то, что она пресмыкается перед дальними родственниками, которые считают ее приживалкой, смеются над ней: «За то, что она продолжает еще молодиться и наводить на себя красоту, что она никогда не платит проигрыша и имеет пристрастие к чужим ботинкам и к чужому табаку». Сам Володя, «…некрасивый, болезненный и робкий, слабый и безвольный, не предпринимает ничего, чтобы свою жизнь и жизнь матери изменить к лучшему: сидел в шестом классе два года», его грозили исключить за плохую успеваемость.

Бедность, лицемерное поведение матери, оскорбленные чувства первой влюбленности, грозящее отчисление из гимназии… Такие жизненные трудности кажутся слабохарактерному Володе непреодолимым препятствием. Заканчивается рассказ трагедией.

Я уверена, что, описывая страдания, переживания молодого человека, Чехов как никто другой их понимал. Но так бездарно распорядиться своей жизнью он ни за что не смог бы. Антон, пройдя через унижения и обиды, воспитал в себе твердый характер: «Среди людей нужно сознавать свое достоинство». Это строчка из письма Чехова брату Михаилу, в котором …. по поводу того, что тот назвал себя «ничтожным и незаметным братишкой», когда Антону всего 17 лет, а Мише – 12, он писал: « «Ничтожество» свое сознаешь? Не всем, брат, Мишам надо быть одинаковыми. Ничтожество свое сознавай, знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми. Среди людей нужно сознавать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожность. Не смешивай «смиряться» с «сознавать свое ничтожество»». ¹

Мать Чехова Евгения Яковлевна, несмотря на занятость домашним хозяйством, находила время заниматься с детьми, рассказывала истории из жизни святых, обучала первым математическим навыкам. Она и предложила отдать детей в гимназию, которая открывала широкую дорогу в жизнь. Но Павел Егорович хотел пустить детей по коммерческому делу. Знакомые купцы-греки советовали ему отдать детей в греческую школу. Даже по тем временам греческую школу нельзя было назвать всерьез учебным заведением в обычном понимании. Никакой педагогической системы преподавания и воспитания в ней не существовало. В одной комнате с пятью рядами грязных парт помещались шесть классов. За партами сидели ученики от шести до двадцати лет. Многих привели в школу, чтобы они не озорничали на улице и не мешали дома. Директором и единственным учителем был грек Николай Спиридонович Вучина. Семилетний Антон с первых дней возненавидел школу, где старшие били младших, сильные – слабых, виновные – невиновных. Но всех их бил директор Вучина. Грамота в такой обстановке не шла на ум. Греческую азбуку Антон кое-как одолел, но читать и писать по-гречески так и не научился.

Осенью 1868 года Антона отдали в подготовительный класс Таганрогской мужской классической гимназии. За одиннадцать лет обучения в ней Антон так и не нашел чутких, внимательных учителей и наставников. В гимназии Чехов провел одиннадцать безрадостных лет, о своих наставниках и учителях он будет вспоминать как о мертвых фигурах. Д.В.Григоровичу Чехов писал: «Когда ночью спадает с меня одеяло, я начинаю видеть во сне громадные склизкие камни, холодную осеннюю воду, голые берега… все до бесконечности сурово, уныло и сыро. Когда же я бегу от реки, то встречаю на пути обвалившиеся ворота кладбища, похороны, своих гимназических учителей… Лица снятся обязательно несимпатичные».

Таганрогская гимназия считалась образцовым учебным заведением, числилась на хорошем счету у начальства, воспитывала верных слуг царя и отечества. Система обучения строилась в соответствии с этой задачей и сводилась к затуманиванию мозгов, искоренению свободомыслия и самостоятельности. Главными предметами были древние языки, а главным методом обучения была зубрежка. Основным принципом воспитания провозглашалась дисциплина. «Не рассуждать, а исполнять», – вот первая заповедь ученика. Для нерадивых учеников существовал карцер, в дверях классных комнат – глазки, наподобие тюремных. Директор гимназии Н.Н. Порунов разработал инструкции, определяющие поведение в стенах гимназии и вне ее не только для гимназистов, но и для учителей. Все было расписано по пунктам – что можно и главным образом, чего нельзя делать. Большинство преподавателей были людьми забитыми, запуганными циркулярами, недалекими и ненавидимыми детьми за суровость.

Вот где рассмотрел будущий писатель образ своего героя – человека в футляре с его «как бы чего не вышло»!

Инспектор Дьяконов был олицетворением той жизни, которая «Хотя и не запрещена циркулярно, но и не разрешена вполне». «Это была машина, которая ходила, говорила, исполняла циркуляры – вспоминал младший брат писателя, Михаил Павлович. – Всю свою жизнь А.Ф. Дьяконов проходил в калошах даже в очень хорошую погоду и носил собой зонтик»^I. Портрет инспектора можно составить по тем прозвищам, которые ему давали гимназисты: Сороконожка – за его неслышную походку и способность быть везде одновременно и видеть все, что положено; Серое Пальто – неизменная принадлежность этого человека, как калоши и зонтик; Гадючка…И наконец, Человек в футляре – образ, созданный писателем Чеховым и ставший символом унылого, жалкого существования.

Учитель гимназии Беликов не случайно оказался образом нарицательным, олицетворяющим общественное явление, получившее название «беликовщины». «Он был замечателен тем, что всегда, даже в хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтоб очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой… Одним словом, у этого человека наблюдалось непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалит прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительности жизни»[11, 8 ].

Но Чехов изображает вовсе не безобидного человека. Учитель гимназии Беликов давил, угнетал всех на педагогических советах – и ему уступали. Учителя боялись его, и директор боялся: «Вот подождите же, наши учителя народ все мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город!»[ 11, 9]

Беликов потому и страшен окружающим его интеллигентам, что его повадками, своим образом жизни и мысли он воплощает характерные особенности русской государственности с ее ненавистью к свободомыслию и страхом перед ним. С ее мундирными, полицейскими замашками. Этот Беликов, повторяющий «как бы чего не вышло», ходит по квартирам « и как будто что-то высматривает. Посидит этак молча, час-другой и уйдет. Это называется у него « поддерживать добрые отношения с товарищами».

Неспроста боятся таких посещений наученные горьким опытом политического сыска русские интеллигенты. Роль доносчика, фискала Беликову вполне к лицу. Недовольный «вольномыслием» учителя Коваленко, Беликов говорит: «…Я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора…в главных чертах. Я обязан это сделать» !»[11, 7]

И не удивительно, что за последние десять – пятнадцать лет под влиянием таких людей, как Беликов, в городе стали бояться громко говорить, посылать письма, знакомится, читать книги.

Но проникает в город веяние новых времен. Среди учителей гимназии появляются независимые люди вроде преподавателя истории и географии Коваленко и его сестры Вареньки. « Не понимаю,– говорит Коваленко,– как вы перевариваете этого фискала, эту мерзкую рожу. Эх, господа как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке»[11, 14 ].

Образы Коваленко и его сестры связаны с воспоминаниями Чехова о молодых, талантливых учителях, таких как Владимир Дмитриевич Старов – преподаватель латинского и греческого языков. Он приехал в Таганрог после окончания Императорского Новороссийского университета в 1875 году и был назначен в старшие классы. Видный собой, красивый, жизнерадостный и общительный, В.Д. Старов сразу же завоевал симпатии своих учеников и даже подружился с некоторыми из них. Однако судьба его сложилась несчастливо, он начал пить и закончил свою жизнь в больнице для душевнобольных.

Похожей оказалась судьба и другого преподавателя, тоже с университетской скамьи, — В.И.Логинова, историка, пытавшегося зажечь искру живого огня в душах своих учеников. Его фамилия, как и В.Д.Старова, стоит в аттестате зрелости А.П.Чехова. Не прижился Логинов в таганрогской гимназии, где инструкции и циркуляры ставились выше человеческой личности и одерживали верх над благородными порывами молодого педагога. Он тоже стал искать забвения в вине и погиб…

С приходом таких людей заканчивается век Беликова. Он умирает: «Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала!»[6,11]

На чем же держалось его ничтожество, стоявшее у власти? Почему весь город дрожал перед этим внутренне мертвым человеком? Оказывается, на силе привычки, на инерции подчинения, живущей в обывателях этого городка и в читающих Щедрина педагогах. Во время похорон стояла дождливая погода и все учителя гимназии «были в калошах и с зонтами». О многом говорит эта чеховская деталь. Умер Беликов, а «беликовщина» осталась в душах людей: «Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне; не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!»[11, 18]

В финале рассказа звучит гневная тирада собеседника Буркина Ивана Ивановича: «Видеть и слышать, как лгут и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!» [11, 18]

Но эти обнадеживающие слова сталкиваются с равнодушной «беликовской» репликой учителя Буркина: «Ну, уж это вы из другой оперы, Иван Иванович …Давайте спать». И минут через десять Буркин уже спал». [11, 19]

Силу классического образования, расцвет которого как раз приходится на 70-е годы, когда Антон Чехов учился в гимназии, он почувствовал сразу же, с первых классов. С греческим языком у него были свои счеты по недавнему прошлому, а здесь, в гимназии, все усугублялось ежедневной зубрежкой. К тому же преподавал древний язык Эллады грек Зико, человек малоприятный во всех отношениях, плохо говоривший по-русски и открыто бравший взятки с учеников. Причем Зико не просто брал, а еще и наставлял цинично: « Тебе хорошо, мне хорошо…Справедливость и скромность – это пустяки. Первое дело – деньги». Можно представить, как чувствовал себя на таких уроках двенадцатилетний Антон, остро реагировавший на малейшую фальшь, ложь, грубость. Отвечать тем же он не мог, но и подстраиваться под общий тон претило его человеческому достоинству. Зико так и не удалось примирить Антона Чехова с греческим языком, и в пятом классе он остался по этому предмету на второй год. Да и не до греческого ему было тогда: много времени отнимало сидение в лавке, пение в церковном хоре…

С большой неохотой Антон посещал уроки И. Ф. Крамсакова, который преподавал арифметику и географию. Обиженный судьбой и вынужденный всю жизнь заниматься не тем, к чему имел призвание (он был прекрасный естественник, ботаник, но в гимназиях эти науки упразднили), Крамсаков часто срывал зло на гимназистах и мог по отношению к ним употреблять такие выражения, как «дурак», «осёл», «скотина», «пошёл вон». Ученикам ничего не оставалось, как терпеть подобные оскорбления. Математику он не любил и не знал, на уроках географии рассказывал скучно и сам томился от скуки.

Русский язык и русскую словесность преподавал Антону Чехову Андрей Дмитриевич Мальцев. При всём своём образцовом трудолюбии это был преподаватель скучный до крайности, не обладавший даром слова, что для преподавателя русского языка очень важно. Неудивительно, что этот преподаватель не распознал в своём ученике будущего великого писателя и выше тройки за его классные сочинения не ставил. Мальцев убеждённо проповедовал идеи монархизма и самодержавного строя, боялся слов «народ» и «народный», а русскую словесность излагал в соответствии с рекомендательным каталогом, издаваемым «Журналом министерства народного просвещения». К изучению русских классиков почти не приступали. От учеников не требовалось глубокого знания материала, анализа фактов, творческого осмысления художественных произведений.

У Антона Павловича есть произведения, посвященные учителям словесности, проблемам преподавания этого предмета. Сам он стал блестящим знатоком русского языка, достиг необычайных высот в литературе, поэтому имел право судить и оценивать.

Герой рассказа «Учитель словесности» (1889г.) Никитин, всегда живший пошляком, без малейшего сомнения в своих поступках, вдруг, возвращаясь после одного проигрыша в карты домой, почувствовал, что он чиновник и лгун и что все таковы.

Почему Сергей Васильевич Никитин стал ощущать недовольство своей вполне сытой и комфортной жизнью? Что же позволило Никитину, преподавателю русского языка и литературы одной из губернских гимназий, очнуться (хотя, возможно, только на время) от «сонной одури» бездуховного, безблагодатного существования? Вот что говорит сам Никитин, ведя разговор с самим собой: «…Он с уверенностью говорил себе, что он вовсе не педагог, а чиновник, такой же бездарный и безличный, как чех, преподаватель греческого языка; никогда у него не было призвания к учительской деятельности, с педагогией он знаком не был и ею никогда не интересовался, обращаться с детьми не умеет; значение того, что он преподавал, было ему неизвестно, и, быть может, даже он учил тому, что не нужно. Покойный Ипполит Ипполитович был откровенно туп, и все его товарищи и ученики знали, кто он и чего можно ждать от него; он же, Никитин, подобно чеху, умеет скрывать свою тупость и ловко обманывает всех, делая вид, что у него, слава богу, все идет хорошо»[ 9, 317 ].

Грозные симптомы надвигающегося душевного и духовного кризиса можно найти в первой дневниковой записи Сергея Васильевича. Наутро после венчания – в один из самых счастливых дней своей жизни – Никитин признается себе самому (речь идет о его реакции на свадебное поздравление бригадного генерала): «Офицеры, директор и все учителя улыбнулись из приличия, и я тоже почувствовал на своем лице приятную неискреннюю улыбку». Эта фраза очень важна,– она показывает, что перед нами – человек, прекрасно чувствующий слово. Точнее не скажешь – «почувствовал на своём лице приятную неискреннюю улыбку». Её – эту улыбку – словно приклеили к его лицу. Человек, так чувствующий слово, имеет шанс когда- нибудь дорасти до учителя словесности, поскольку сразу им мало кто становится. У Никитина есть и столь необходимое чувство недовольства собой, чувство неудовлетворенности. «Великое русское слово», кажется, и есть тот спасительный круг, за который и хочет уцепиться Никитин, пытаясь выбраться из засасывающего его омута пошлости, обыденщины, нравственной глухоты, культа комфорта и сытости. Живое чувство слова свидетельствует о живой совести Никитина.

«Черты», которые позволяют сделать выводы о том, каким до поры до времени учителем был Никитин, разбросаны в рассказе повсюду.

Вот он не без самодовольства записывает в дневнике (опять же наутро после свадьбы): «Два года назад я был ещё студентом, жил в дешёвых номерах, без денег, без родных и, как казалось мне тогда, без будущего. Теперь же я – учитель гимназии в одном из лучших губернских городов, обеспечен, любим, избалован» [9, 310 ]..

О том, как обычно проходили уроки учителя словесности Никитина, точнее, о том, как он «убивал время» на гимназических занятиях, Чехов пишет: «В низших классах он заставлял кого- нибудь из мальчиков диктовать и, пока дети писали, сидел на подоконнике с закрытыми глазами и мечтал; мечтал ли он о будущем, вспоминал ли о прошлом – всё у него выходило одинаково прекрасно, похоже на сказку. В старших классах читали вслух Гоголя или прозу Пушкина, и это нагоняло на него дремоту…»[9, 312 ]

Что может быть убийственнее для характеристики «преподавания» Никитина, чем эта самая дремота вместе с «заставлял»!

После страшного признания самому себе у Никитина три пути: или уйти из гимназии и тихо, мирно жить на приданое жены, или, заглушив в себе голос совести и чувство слова, превратиться в одного из «педагогов – чиновников», «педагогов – карьеристов». Но есть у Никитина ещё один путь – самый трудный, самый мучительный – путь духовного роста, путь к творчеству, к высочайшему званию – Учитель словесности. Мне, как и Чехову, хотелось бы, чтобы герой рассказа вступил на этот нелегкий, но благородный путь.

А вот рассказ о Федоре Лукиче Сысоеве, в течение четырнадцати лет преподававшем в фабричной школе. Рассказ написан в 1886 году, он так и называется – «Учитель».

Вот после очередных экзаменов (четырнадцатых в его педагогической карьере) герой пребывает в подавленном настроении, несмотря на то что, как пишет Чехов, «сошли эти экзамены прекрасно; все мальчики старшего отделения были удостоены свидетельства и награды; начальство, и фабричное, и казенное, осталось довольно успехами». В чем же причина недовольства учителя? «Ему было досадно, что ученик Бабкин, всегда писавший без одной ошибки, сделал в экзаменационном диктанте три ошибки»[5, 168]. Почему? «Инспектор, человек молодой и неопытный, статью для диктанта выбрал трудную, а учитель соседней школы, Ляпунов, которого инспектор попросил диктовать, вел себя «не по-товарищески»: диктуя – выговаривал слова не так, как они пишутся, и точно жевал слова» [5, 168].

Когда Федор Лукич на торжественном обеде, устроенном в честь успешного завершения учебного года, попенял своему коллеге (с говорящей фамилией Ляпунов) на то, что он вел себя на экзамене «не по-товарищески», «некорпоративно», тот понять не мог, чем вызвано раздражение Сысоева. Подумаешь, какой-то Бабкин, всегда отличавшийся безупречной грамотностью, сделал три ошибки! Общее мнение собравшихся высказывает инспектор: «Ну, стоит ли из-за пустяков горячиться. Три ошибки…ни одной ошибки…ну не все ли это равно!» [5, 169].

Не все равно! Это – учительский пот, труд, бессонные ночи. Это радость учителя и награда. Равнодушие и педагогика – «вещи несовместимые»!

О том, чем и как оплачено право Федора Лукича Сысоева горячиться и упрекать Ляпунова в некорректности, Чехов напишет в самом конце рассказа: «… Он подошел к столу, где лежала стопка ученических тетрадей, и, выбрав тетрадь Бабкина, сел и погрузился в созерцание красивого детского почерка…»[5, 173].

А в это время, пока он рассматривал диктант своих учеников, в соседней комнате сидел земский врач и шепотом говорил его жене, что не следовало бы отпускать на обед человека, которому осталось жить, по-видимому, не более недели.

Федор Лукич болен чахоткой. Помнить обо всех Бабкиных, сопереживать, сострадать им, носить их в сердце, думать о них и не нажить чахотку – мудрено!

Чехов в своем рассказе создал трогательный образ талантливого учителя словесности. Присутствующий на обеде инспектор народных училищ дал высокую оценку труду учителя: «…другой такой школы мне не приходилось встречать во всю жизнь. Я сидел у вас на экзамене и все время удивлялся …Чудо, что за дети! Много знают и бойко отвечают, и притом они у вас какие-то особенные, незапуганные, искренние…Заметно, что и вас любят, Федор Лукич. Вы педагог до мозга костей, вы, должно быть, родились учителем. Все данные в вас: и врожденное призвание, и многолетний опыт, и любовь к делу…Просто удивительно, сколько у вас при слабости здоровья энергии, знания дела, выдержки, уверенности! Правду сказал кто-то в училищном совете, что вы поэт в своем деле … Именно поэт! [5, 172].

За время учебы в гимназии у Антона Чехова больше всего отличных оценок было по закону божьему. И этому есть объяснение. Во-первых, закону божьему его стали обучать буквально с пеленок. Особенно усердствовал поначалу отец, а потом, в гимназии, появились уже настоящие педагоги по этому предмету. Закон божий стоял во главе всей образовательной и воспитательной программы. Во- вторых, законоучителем в таганрогской гимназии с 1865 года был протоиерей Федор Платонович Покровский, один из самых ярких людей тогдашнего Таганрога, одаренный человек, имевший познания во многих областях культуры. На своих уроках он беседовал с гимназистами на отвлеченные темы, рассуждал о Шекспире, Гете, Шиллере, Пушкине, Лермонтове. Он по праву считался другом семьи Чеховых, к нему не раз обращались они за помощью в трудные моменты жизни. Именно Покровский с его остроумными шутками, прозвищами, которые он любил давать своим ученикам, вспомнился студентами Чехову, когда ему пришлось выбирать псевдоним для своих первых литературных произведений. «Антоша Чехонте!» — так обычно обращался отец Федор к гимназисту Чехову.

В стенах таганрогской гимназии прошли одиннадцать лет А.П.Чехова — четвертая часть его короткой жизни.

Три года Антон Чехов прожил в Таганроге один – с 1876 по 1879. Очень важные три года для формирования его человеческой и писательской судьбы.

На долю шестнадцатилетнего юноши выпали серьезные жизненные испытания: оставшись один, вдали от родных, без всяких средств к существованию, он вынужден был не только содержать себя, но и добывать, зарабатывать деньги для семьи, бедствовавшей в Москве. Антон репетирует нескольких учеников, причем ходить на уроки приходится в разные концы города в слякоть и стужу, в жару и пыльные бури, зачастую голодным, плохо одетым. Он продолжает устраивать дела отца и заниматься распродажей домашнего имущества, почти никому не нужного. «Продай машинку и кровать»,– получает он очередное распоряжение от матери из Москвы. В письмах Евгении Яковлевны мольба и тревога: «Антоша…мы от тебя получили два письма, наполненные шутками…ради бога, скорее присылайте деньги, что за комод мой продали, да и имущество, скорее, пожалуйста, не дайте с печали умереть. В холодной комнате спим на полу…»^II

Упорства и настойчивости юному Чехову не занимать. Он убежден, что только в труде его спасение, и работает до изнурения. Чтобы увеличить и без того скудный бюджет, он берет третьего ученика, отказывает себе во всем, даже в необходимом: у него нет теплого пальто, чтобы съездить в Москву зимой, и потому он приезжает весной, а пальто так и не куплено.

Антону нравилось репетиторство – это тоже правда. Он относился к занятиям с учениками серьезно, увлеченно. Так, благодаря Чехову, его подопечный Петр Кравцов успешно поступил в юнкерское училище сразу на первый курс, минуя подготовительное отделение.

Юноша Чехов производил на окружающих впечатление воспитанного, самостоятельного человека, внушал к себе уважение взрослых. Гимназический врач Николай Павлович Гудзенко пишет в своих дневниках: «Видел сегодня в гимназии сына Павла Егоровича, он произвел на меня хорошее впечатление – скромный, вежливый. Павел Егорович баловства не допустит…»^III Гудзенко предложил Антону подготовить для поступления в гимназию своего сына Анатолия, при этом он выразил надежду, что молодой человек научит воспитанника уважать учителей, внушит ему первейшую заповедь: слово учителя – закон для ученика. Его сын, Анатолий, должен был называть репетитора по имени – отчеству, вставать при его появлении и вообще вести себя так, как ведут себя гимназисты в учебном заведении. Таково было условие Гудзенко репетитору. Обговорили время занятий, и Антон Чехов согласился ежедневно приходить к своему ученику в четыре часа пополудни. Но ходить в дом Гудзенко ему пришлось недолго, всего четыре дня.

Однажды Николай Павлович застал такую картину. Учитель, поджав под себя ногу, сидел на письменном столе и, жестикулируя, читал какую-то книгу, а ученик в это время корчился от смеха на диване. Как выяснилось, рассказ, вызвавший такое непозволительное поведение, повествовал об учителях и их взаимоотношениях с учениками. Кроме того, оказалось, что Антон Чехов нарушил и другое условие – он позволил Анатолию называть себя по имени. Николай Павлович Гудзенко тут же рассчитал репетитора, заплатив ему за четыре урока. Случай курьезный, но как много он говорит нам о живом Чехове!

Часть заработанных денег Антон тратит на оплату учебы в гимназии, часть посылает в Москву, а себе оставляет ровно столько, чтобы прокормиться и внести очередной задаток – два рубля – в читальню городской библиотеки.

В своих рассказах Чехов создавал образы молодых людей, вынужденных, так же, как и он в свое время, зарабатывать на учебу и жизнь уроками. Он сочувствует своим героям, вынужденным ради заработка терпеть унижения и обиды, тупость и чванство тех, кто им платит жалкие гроши.

Герой рассказа «Репетитор», гимназист седьмого класса Егор Зиберов, готовит к поступлению во второй класс гимназии двенадцатилетнего Петю Удодова, ему обещано за это шесть рублей в месяц. Отец ученика, отставной губернский секретарь, с оплатой тянет уже шесть месяцев. Может поэтому к занятиям учитель относится равнодушно, «ненавидит, презирает маленького краснощекого тупицу, готов побить его».

В ход одного занятия вмешивается Петин папаша. Репетитор начинает в его присутствии экзаменовать ученика. «Пусть глупый папаша узнает, как глуп его сын!» [3, 10].

На удивление, Петя стал отвечать «впопад». А сам учитель оконфузился: не смог решить задачу по арифметике, как ни старался. «Учителю становится нестерпимо жутко. С замиранием сердца поглядывает он на часы и видит, что до конца урока остается еще час с четвертью – целая вечность!» Отец мальчика торжествует, теперь у него уж точно есть причина не платить горе – учителю.

В 1887 году Чехов пишет рассказ «Дорогие уроки» В нем он знакомит нас с Воротовым, который «хоть и имел степень кандидата, но не знал иностранных языков, необходимых ему для создания научной «работки». Он решил побороть свою природную лень и стал искать учителей. Ему порекомендовали Алису Осиповну Анкет. Она окончила курс в частном пансионе и «имеет права домашней учительницы. Отец ее недавно умер от скарлатины, мать жива и делает цветы на продажу. Сама же Алиса Осиповна до обеда занимается в частном пансионе, а после обеда, до самого вечера, ходит по хорошим домам и дает уроки». Воротов проникся сочувствием к девушке, зарабатывающей себе кусок хлеба.

Однако герой не желает проявлять должного усердия на занятиях, занимается без охоты, а свои неудачи объясняет тем, что Француженка «очень необразованна и учить взрослых не умеет». Отказать девушке в занятиях он все же не может, так как она начинает нравиться ему, как мужчине. На занятиях он рассматривает ее, ловит себя на нехороших мыслях. «Переведены уже четыре книги, а Воротов не знает ничего, кроме слова «memoirs», и когда у него спрашивают о научной работке, то он машет рукой и заводит речь о погоде» [7, 147].

Итак, я убедилась, что образ учителя в произведениях писателя не выдуман. Каждый герой является либо собирательным образом учителей самого Антона Павловича, либо навеян впечатлениями и воспоминаниями его детства и нелегкой юности.

Антон Павлович Чехов – поразительный писатель! Кто (кроме, конечно, литераторов, которые в прошлом работали в школах или гимназиях) так много и страстно писал о проблемах образования! Кто может похвастаться такой галереей героев – учителей? Их – Беликовых и Никитиных, Рыжицких и Сысоевых, Коваленко и Ляпуновых – десятки. Разные это люди – равнодушные и болеющие за своих учеников душой, талантливые и бездарные, старые и еще очень молодые. Каждый из них словно выхвачен писателем из гущи современной ему жизни, наделен своим характером, своей неповторимой индивидуальностью.

Конечно, задачей Чехова не было подробно и методически точно написать о том, как, каким образом учить русскому языку, как его преподавать. Но о том, каким должен быть учитель, в том числе и словесности, а главное (на правах писателя – юмориста, а подчас и сатирика) – каким он быть не должен, Антон Павлович Чехов сказал очень и очень много.

И еще. Возможно, невольно, попутно этот гениальный человек написал очень много ценного и о культуре обучения слову, поскольку всю свою сознательную творческую жизнь служил ему – великому русскому слову.

Чехов – один из тех счастливых авторов, кого не только почитают, но и читают. Его пьесы ставятся на сценах всего мира, его произведения получают новую жизнь в кино- и теле — экранизациях, в радиопостановках, в живописи, музыке, балете. Ибо этот, по выражению Льва Толстого, «Пушкин в прозе» помог нам правдиво взглянуть на самих себя – что, по мысли самого Антона Павловича, является лучшим стимулом самосовершенствования человека, в котором, как свято верил писатель, «все должно быть прекрасно».¹

Список использованной литературы.

1. Воинова Н.М., Журавлева А.И., Ивинский Д.П. и др. Великие русские писатели.- М: РОСМЭН-ПРЕСС, 353с.

2. Журнал «Литература в школе». №7, 2004. 30 – 37

3. Журнал «Русский язык в школе». №1, 2000.с.39 – 51

4. Камянов В.И. Время против безвременья. М., «Советский писатель». 1989

5. Капитанова Л.А. А.П.Чехов в жизни и творчестве: Учебное пособие для школ, гимназий, лицеев и колледжей.- 3-е .изд. – М.: «Русское слово», 2002.- 80с.

6. «…Таганрога я не миную»: Чехов в Таганроге/ Общ. Редакция и послесловие В.Л. Лакшина.- Ростов н /Д: Кн. изд-во, 1985. – 224с.. илл.

7. Чехов А.П. Собрание сочинений в 15 томах. М., «Терра». 1999

1 «Таганрога я не миную»: Чехов Таганроге/ Общ. ред. В.Л.Лакшина.- Ростов н /Д: Кн. изд-во, 1985.-с.44

1 ж. Литература в школе. №7, 2004г., с.34

I «Таганрога я не миную: Чехов в Таганроге.- с.97

II «Таганрога я не миную: Чехов в Таганроге.- с.162

III «Таганрога я не миную: Чехов в Таганроге.- с.164

1 ж. Русский язык в школе. №1,2000. – с 51