Внеклассное мероприятие по Литературе «Нельзя, чтобы детство называлось войной….»

Нельзя, чтобы детство называлось войной….

Цели: воспитание чувства любви к историческому прошлому, гордости за героическое прошлое России; развитие уважительного отношения к ветеранам войны и труда.

Оформление: плакаты «1941», «1945», макет костра, фронтовая палатка, плащ-палатка, автоматы, каски, фляги, планшеты времен Великой Отечественной войны.

Оборудование: экран, волейбольная сетка, прожекторы, видеомагнитофон, проектор, свечи (10), кукла, казачья шашка.

Музыка, видео:

1. А. Розенбаум «А может не было войны».

2. «Журавли» ( Я. Френкель, Р. Газматов ). Фонограмма.

3. От Советского информбюро. Кинохроника начала Великой Отечественной войны (без звука) на фоне песни «Священная война» ( Б. Александров, В. Лебедев-Кумач ) 1 куплет.

4. Фильм о блокадном Ленинграде ( 7 минут ).

5. Звуки леса, птичий гомон, вой метели, вьюга.

6. Лай собак, немецкая речь, автоматная очередь.

7. «Тишина» ( Л. Гуров, «Ариэль»). Фонограмма.

8. Классическая музыка ( Э. Григ ); «Лунная соната» ( Л. Бетховен ) 1 часть.

9. Колокольный звон.

10. «Бухенвальдский набат» ( песня в исполнении М. Магомаева )

11. Советский солдат. Стоп-кадр ( кинохроника)

12. «Эх, дороги» ( А. Новиков, Л. Ошанин )

13. «Я, ты, он, она» ( песня в исполнении С. Ротару )

14. Кинохроника о концлагерях ( Освенцим, Майданек, Даухау )

Действующие лица:

Ведущий

Мужчина

История

Совесть

Память

Девочка

Бабушка

Лейтенант

Чтец

Капитан

Мальчик-кавалерист

Ваня Солнцев

Женщина

Дети концлагеря (5)

Мать

Фашист

Надзирательница

Ведущий:

Мужеством исполнены страницы истории нашей Родины.

Высочайшая вершина мужества – Великая Отечественная война.

Тем, кто видел эту войну.

Вам, кто не знает, что такое война, посвящается.

Чтобы знали.

Чтобы помнили.

Чтобы поняли.

Приглушается свет. (А. Розенбаум «А может не было войны»)

Песня звучит полностью.

На сцене мужчина говорит под фонограмму песни «Журавли» (голова опущена)

Мужчина: После войны меня долго мучил один и тот же сон. Сон о первом убитом немце, которого я убил. Я лечу, а он меня не отпускает. Вот поднимаешься… Летишь… Летишь… А он догоняет, и попадаешь вместе с ним в какую-то яму, я хочу подняться, встать… А он не дает… . Один и тот же сон. Он преследовал меня десятки лет и только недавно исчез. Когда я убил этого немца, я уже видел, как застрелили моего деда у порога, а бабушку у печки. Видел, как маму били прикладом по голове… Как она умирала, и волосы у нее были красные, а не черные… . Тогда я не успел испугаться, что убил… Человека убил. И в войну не вспоминал. Слишком много было убитых вокруг. Они уже не пугали… . Один только раз мне стало страшно… Мы зашли в деревню, ее недавно сожгли. Я увидел обгоревшую женщину… Она лежала вся черная, а руки белые, живые женские руки… . И вот тогда мне стало страшно. Нет, ребенком я не был. Не помню себя ребенком.

У меня сын уже взрослый мужчина. Когда он был маленьким, меня пугала сама мысль рассказать ему о войне. Он расспрашивал, а я уходил от разговоров. Я любил читать ему сказки. Он вырос, а мне все равно не хочется говорить с ним о войне. Пусть об этом расскажут история, совесть и память.

Выходят История, Совесть, Память.

История: (держит в руках куклу) Утром 22 июня 1941 года на одной из улиц лежала девочка с незаплетенными косичками и ее кукла. Многие запомнили эту девочку, запомнили навсегда.

Совесть: Что есть дороже наших детей? Что есть дороже у любого народа, у любой матери, любого отца? А кто сосчитает, сколько детей убивает война, которая убивает их дважды? Убивает тех, кто родился. И убивает тех, кто мог бы кто должен был прийти в этот мир. Ребенок, прошедший через ужасы войны… Ребенок ли? Кто возвратит ему детство? Что помнят они? Что могут рассказать? Можно спросить, что героического в том, чтобы в пять, десять или 12 лет пройти через войну? Что могли понять, увидеть, запомнить дети?

Память: Многое.

Ведущие застывают.

Голос диктора «От Советского информбюро…». Звук разрыва бомб, грохот. Кинохроника (без звука). Песня «Священная война» ( 1 куплет).

Совесть: Не звонкими кострами, а горьким испепеляющим пожаром вспыхнула земля на июньском рассвете 1941 года. Дети войны. Они рано и быстро повзрослели. Недетская это тяжесть, война, а они хлебнули ее полной мерой.

Память: Каждому фашистскому солдату была вручена такая инструкция: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание – убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай».

История: 8 сентября 1941 года вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады длинною в 900 дней и ночей. В городе осталось 2 млн. 887 тысяч человек. Фашистам удалось разгромить продовольственные склады. Голод… с каждым днем он становился все страшнее. Умирали молодые и старые, мужчины и женщины, дети. У людей слабели руки и ноги, немело тело. Смерть настигала везде. На улице человек падал и больше не поднимался. В квартире – ложился спать и засыпал навеки. Хоронить было трудно: транспорт не работал. Нередко, выбившись из сил, люди оставляли мертвого на полпути. Позднее эти трупы подбирали машины и увозили на окраину города. Так образовалось известное Пискаревское кладбище, где похоронено 470 тысяч ленинградцев.

(вой метели, вьюга)

Совесть:

На салазках кокон пряменький

Спеленав, везёт.

Мать заплаканная, в валенках

А метель метет.

Труден путь, далек до кладбища,

Как с могилкой быть?

Довезти сама смогла б еще,

Сможет ли зарыть?

А не сможет – сложат в братскую

Сложат, как дрова,

В трудовую, Ленинградскую,

Закопав едва.

И спешат по снегу валенки, —

Стало уж темнеть.

Схоронить трудней, мой маленький,

Легче умереть.

(История, Память, Совесть уходят)

Сцена «В блокадном Ленинграде»

Девочка: (закутанная в шарфы, платки (выходит на сцену и собирает дрова)

Кончились у нас дрова, и я ходила по дворам и потихоньку собирала щепки, досточки в разбомбленных домах. Мама мне не разрешала, и было это очень страшно, так как в этих домах были крысы такие, как огромные кошки, они жутко кричали. Ну, иногда где-то щепочку найдешь, а сил не было, поэтому прицепишь эту щепочку за веревку – и тащишь по снегу. Сначала мы все спускались в бомбоубежище, а потом мы перестали ходить туда. И бабушка, которая, обладала большим чувством юмора, говорила…

Бабушка: (во время слов девочки выходит на сцену, ежась и кутаясь в шаль, подхватывает фразу)

Танечка, у нас есть пол кусочка хлеба, давай его съедим, чтобы фрицам не досталось, мы же голодными умрем. (Бабушка гладит девочку по голове и присаживается в кресло, осторожно разламывает кусочек хлеба и отщипывает от него. Девочка прижимается на миг к бабушке, берет свой кусочек в ладошку и, глядя на него, делает шаг вперед к зрителям).

Девочка: И мы съедали эту маленькую корочку и радовались, что фрицам не достанется этот наш кусочек (закрывая ладошку с хлебом другой и прижимая их к груди). Иногда я уходила за водой. И на улице видела страшную картину. Там прорвало водопроводную трубу, вода била, но на морозе она замерзала, и уже образовалась ледяная гора, по которой люди старались подняться, но многие скользили, не успев наполнить чайники, ведра, а потом их обдавало этой ледяной водой, и они в эту гору ледяную вмерзали, у них не было сил подняться, и они остановились там умирать /уходят/.

(Фильм о Ленинграде)

Зажигается полный свет. Звуки леса, птичий гомон.

На сцену выходят офицер и лейтенант с противоположной стороны

Сцена по мотивам повести «Сын пока» В. Катаева

Лейтенант: Товарищ капитан, как прикажете поступить с мальчиком?

Капитан: С каким мальчиком? Ах, да, совсем из головы выскочило. Так что же у вас там с мальчиком? Где он находится?

Лейтенант: Пока у меня, при взводе управления. У разведчиков.

Капитан: Очухался малый? Что он рассказывает?

Капитан: Лейтенант:

Капитан: Лейтенант:

Капитан: Лейтенант:

Капитан: Лейтенант:

Капитан: Лейтенант:

Капитан:

Сколько же ему лет?

Говорит 12-13. Хотя на вид больше 10 никак не дать.

Да, 12 лет. Стало быть, когда все началось, ему еще 9 не было.

С детства хлебнул.

И что же, хороший паренек?

Замечательный мальчишка. Шустрый такой, смышле­ный.

Как его звать?

Ваня. И фамилия такая подходящая: Ваня Солнцев.

Ну, так вот что, надо будет его отправить в тыл.

Жаль, товарищ капитан. Куда же он денется в тылу-то. У него там никого нету родных. Круглый сирота. Пропадет.

Не пропадет. Есть специальные детские дома для сирот.

Лейтенант: Убежит, товарищ капитан.

Капитан: То есть, как это убежит? Почему вы так думаете?

Лейтенант: «Если, говорит, вы меня в тыл начнете отправлять, я от вас все равно убегу на фронт».

Капитан: Так и заявил?

Лейтенант: Так и заявил.

Капитан: Ну, это мы еще посмотрим. Приказываю отправить мальчика в тыл. Нечего.

Последние фразы офицеры произносят, уходя вниз со сцены в зал, а на сцене из разных кулис появляются два мальчика. Звучит птичий гам. Мальчик-кавалерист видит Ваню и с серьезной важностью подпирает бока. Ваня настороженно смотрит вслед офицерам и поэтому не замеча­ет в первый момент мальчика-кавалериста.

Мальчик-кавалерист: Эй ты, иди, откуда пришел.

Ваня Солнцев: (оглядываясь) Сам иди, не твой лес.

Мальчик–кавалерист: А вот мой!

Ваня Солнцев: Как?

Мальчик-кавалерист: Так здесь наше подразделение стоит.

Ваня Солнцев: Какое подразделение?

Мальчик-кавалерист: Тебя не касается. Видишь — наши кони.

Ваня Солнцев: А ты кто такой?

Мальчик-кавалерист: Знаки различия понимаешь?

Ваня Солнцев: Понимаю!

Мальчик-кавалерист: Ну, так вот. Ефрейтор гвардейской кавалерии. Понятно?

Ваня Солнцев: Да! Ефрейтор! Видали мы таких ефрейторов.

Мальчик-кавалерист: А вот представь себе, ефрейтор (показывает медаль). Видал!

Ваня Солнцев: Великое дело! А сколько тебе лет?

Мальчик-кавалерист: 14

Ваня Солнцев: Какой же ты солдат? Таких не берут!

Мальчик-кавалерист: А вот меня взяли. И на довольствие зачислили.

Ваня Солнцев: Заливаешь!

Мальчик-кавалерист: Не имею такой привычки.

Ваня Солнцев: Побожись.

Мальчик-кавалерист: Честное гвардейское.

Ваня Солнцев: А меня не взяли. Сперва взяли, а потом сказали – не положено. Я у них даже один раз в палатке спал. У разведчиков. У артиллерийских.

Мальчик-кавалерист: Стало быть, ты им не понравился, раз они не захотели тебя принять за сына.

Ваня Солнцев: Как это за сына? За кого?

Мальчик-кавалерист: Известно, за кого. За сына полка. А без этого не положено.

Ваня Солнцев: А ты – сын?

Мальчик-кавалерист: Я – сын. Я, брат, у наших казачков уже второй год за сына считаюсь. Они меня еще под Смоленском приняли. Меня, братец, сам майор Вознесенский на свою фамилию записал, поскольку я являюсь круглым сиротой… Ну и, стало быть, иди, откуда пришел. Прощай, брат.

Ваня Солнцев: Прощай.

Мальчик-кавалерист уходит, а Ваня садится на ступеньку сцены, пригорюнившись, сзади подходит Совесть и кладет руку ему на плечо.

Совесть: Сыны полка… Голодных и промерзших, их приводили в штабные землянки. Командиры и солдаты кормили их горячей похлебкой и часами терпеливо убеждали вер­нуться домой. Чаще всего мальчишки упорно молчали. Их все-таки отправляли. Но через неделю — другую они снова появлялись в соседнем подразделении. Многим из них некуда было вернуться — война отняла у них дом, родных. И суровые командиры сами или по настоянию бывалых солдат сдавались, нарушая инструкции.

Совесть уходит, а из зала поднимаются два офицера: Енакиев дописывает строчку и закрывает планшет. Ваня, увидев офицера, поднимается.

Ваня: Дяденька! Разрешите обратиться.

Енакиев: Ну что ж, обратитесь.

Ваня: Дяденька, Вы начальник?

Енакиев: Да, командир. А что?

Ваня: А над капитанами Вы тоже командир?

Енакиев: Над капитанами я не командир. А для чего тебе?

Ваня: Мне, дяденька, надо такого командира, чтобы он мог всем капитанам приказывать.

Енакиев: А что надо всем капитанам приказывать? Это интересно. Всем не надо приказывать. Одному только капитану. Он, дяденька, над разведчиками командует. Ух, дяденька, и сердитый же их капитан. Прямо беда.

Енакиев: А ты видел когда-нибудь этого сердитого капитана?

Ваня: То-то и беда, что не видел. И он меня не видел. Он только приказал меня в тыл отвезти и коменданту сдать.

Енакиев: Постой. Звать-то тебя как?

Ваня: Ваня Солнцев.

Енакиев: А скажи-ка мне, любезный друг, каким манером ты здесь очутился, если капитан Енякиев приказал отвезти тебя в тыл?

Ваня: А я убежал. А потом я мальчика-кавалериста встретил. Его кавалеристы за своего сына приняли. Я у них теперь, говорит, сын полка. Потому что я своим, говорит, понравился. А ты своим, говорит, верно, не понравился. Только он это врет, дяденька. Я-то своим понравился. Верно, го­ворю. Они меня жалели. Да только они ничего поделать не могли против капитанаьЕнакиева.

Енакиев: Что ж, выходит дело, что ты всем «понравился», а только одному капитану «не понравился»?

Ваня: Да, дяденька? А он меня даже ни разу и не видел. Разве можно судить человека, не видавши?

Енакиев: Ну, ладно. Что с тобой делать? В ночное с ребятами ездил?

Ваня: Как не ездил? Ездил, дяденька.

Енакиев: На лошади удержишься? Только теперь не убегай, от меня не убежишь!

Ваня: А я и сам не хочу.

Енакиев: Поживешь пока с артиллеристами. А там увидим. Учиться тебе надо, а не воевать (уходят вместе)

Память: После войны многие сыны полка снова вернуться за парты, чтобы продолжить прерванную войной учебу в школе. Но не все доживут до теплого мая 1945 года. Не всем суждено будет услышать слово «Победа» Кого-то из этих сыновей полка ждала тяжелая участь – плен, пытки, лагеря. Многие столкнулись лицом к лицу с ужасами, творимыми новым режимом.

Свет гаснет (приглушается). Кадры без звука. Лай собак, автоматная очередь. Открываются двери, в зал входит колонна детей в валенках, платках, полосатой концлагерной форме в сопровождении двух фашистов и немецкой овчарки. Перед сценой останавливаются.

Хроника о Майданеке. Стоп-кадр колючая проволока.

В луче света по сцене босиком идет женщина.

Женщина: Сынок, мой, сынок, зачем ты ботинки резиновые обул? Твои же ножки долго гореть будут в резине.

Крик из колонны: «Мама». Женщина оглядывается, бредёт по сцене, безумно оглядываясь, уходит.

Фашист кричит, бьет ребенка, тот падает на колени.

На сцену выходят Совесть, Мать, История

Совесть: Как передать трагедию матери, понимающей, что ей не спасти своего ребенка от мучительной смерти.

Фонограмма песни «Тишина»

Мать: Из беды тебя я выручу,

Прилечу орлицей быстрою.

Отзовись же мой кровиночка

Белый свет не мил.

Изболелась я…

Не могу найти тропиночки,

Чтоб заплакать над могилою,

Не хочу я ничегошеньки,

Только сына видеть милого.

В полях чужой земли

Без имени пропал ты, без могилы

Хотя б домой рубаху привезли,

Чтобы слезами кровь на ней я смыла…

История: По всей Европе фашисты строили концентрационные лагеря, загоняли людей в гетто. Машина смерти набирала обороты. (уходят все, кроме Истории)

Фашист: Быстро становитесь в ряд! Кто хочет каши? Кушать бистро, бистро, пшел, пшел…

Дети поднимаются на сцену под конвоем, становятся в ряд

Девочка: (выходит вперед, озирается). Я вначале верила, вместе со всеми бежала, толкалась, а потом стала бояться: «Почему не возвращаются те, которых уводят кормить кашей? Из чего же она сделана? Что же это за каша такая?

Становится на колени (передний план)

История: Невозможно простому человеку представить даже малую часть того, что видели дети, оказавшиеся в оккупации и лагерях смерти. (Уходит)

Резко поднимается сетка. Реплики детей (шаг вперед, пальцы и лицо на сетке)

1 – й: Мы жались к матери. Фашисты не всех убивали, взяли тех, кто справа стоял и разделили: детей – отдельно и родителей – отдельно. Мы думали, что они родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама.А я не хотела жить без мамы… Я просилась и кричала: «Мама, мамочка» и я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родителя мучаются Когда убили детей, я не знаю, что было потом, меня убили.

2-й ребенок: Я видел, как ночью пошел под откос немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили по ним паровоз. Наверное, никто не выжил.

3-й ребенок: Я видела, как запрягали брички людей с желтыми кругами на шее вместо хомутов и кричали «Русский Иван быстрей, быстрей»

4-й ребенок: Я видела, как у матерей штыками выбивали детей из рук и бросали в огонь, Дети не плакали, у них не было сил, а мамы кричали.

5-й ребенок: Я видела, как плакала кошка. Она сидела на головешках сожженного дома, и только хвост у нее остался белым, а вся она была черная. Она хотела умыться и не могла, шкурка у нее хрустела, как сухой лист.

Дети в стороны, в середине мать с дочкой. Звучит печальная музыка

(Л. В. Бетховен «Лунная соната» или Э.Грига)

Инсценировка стихотворения М. Джалиля «Варварство»

Чтец: Они с детьми погнали матерей и яму рыть заставили…

А сами… Они стояли, кучка дикарей, и хриплыми смеялись голосами.

У края бездны выстроили в ряд бессильных женщин, худеньких ребят…

Нет, этого я не забуду дня,

Я не забуду никогда, во веки!

Я видел: плакали, как дети, реки,

И в ярости рыдала мать-Земля. Детей внезапно охватил испуг,

Прижались к матерям, цепляясь за подолы,

И выстрела раздался звук… (Автоматная очередь)

Дочка: Я, мама жить хочу. Не надо, мама!

Пусти меня, пусти. Чего ты ждешь?-

Чтец: И хочет вырваться из рук ребенок,

И страшен плач, и голос тонок.

И в сердце он вонзил, как нож.

Мать: Не бойся, девочка моя,

Сейчас вздохнешь ты вольно.

Закрой глаза, но голову не прячь,

Чтобы тебя живой не закопал палач.

Терпи, дочурка, терпи. Сейчас не будет больно.

Чтец: Глаза закрылись вдруг, и заалела кровь,

По шее лентой красной извиваясь.

Две жизни наземь падают, сливаясь,

Две жизни и одна любовь.

(Редкий колокольный звон)

Фильм о концлагере. После фильма ряд «узников» смыкается, дети передают друг другу зажжённые свечи, свет гаснет полностью.)

На сцене — дети со свечами, перед сценой в зрительном зале со свечами — История, Совесть, Память.

Звучит песня «Бухенвальский набат» в исполнении М. Магомаева ( 2 куплета)

Все уходят.

Кадры хроники. Советский солдат – освободитель. Стоп-кадр.

Фонограмма «Эх дороги».

Чтец:

…Откуда мы? Мы вышли из войны.

В дыму за нами стелются дороги.

Мы нынче как-то ближе быть должны,

Ведь нас осталось в мире так не много.

Шли по войне, шли по великой всей,

И в сорок первом шли, и в сорок третьем,

И после. И теряли мы друзей,

Не зная, что таких уже не встретим.

Но нам навечно памятью дано

Их видеть сквозь разрывы, в отдаленье.

Мои друзья, которых нет давно,

Они и нынче – наше поколенье.

Все в жизни с нами было пополам.

Мы все – одно! И нет прочнее сплава

И с песнею далекой по полям –

Прислушайся! – проходит наша слава.

(К. Ваншенкин)

Уходит. Выходят История, Совесть, Мужчина.

История: Май 45 года принес нашему народу долгожданную весть о Победе. Впереди было еще несколько месяцев до окончания Второй Мировой войны, тяжелая работа по восстановлению всего, что было разрушено, но всех людей объединяла надежда, что больше эти ужасы никогда не повторятся.

Совесть: На земле самый лучший народ – дети. Как уберечь нам его? Как сохранить планету людей, на которой девочки должны спать в своих кроватках, а не лежать на дороге убитые с незаплетенными косичками.

«Я родом из детства», — так должен вспоминать о себе каждый человек. Нельзя, чтобы детство называлось войной, нельзя быть черному солнцу над детской головой, так напоминающей нам маленький земной шар».

Мужчина:

Я не хочу, чтоб громы орудийной канонады

Услышал мой ребенок, мой и твой.

Я не хочу, чтоб голод Ленинграда коснулся их безжалостной рукой.

Я не хочу, чтоб доты обнажались как раковая опухоль Земли.

Я не хочу, чтоб вновь они ожили и чью-то жизнь с планеты унесли.

Пусть вскинут люди миллион ладоней

И защитят прекрасный солнца лик

От гари пепелищ и от хатынской боли

Навечно, навсегда, а не на миг.

Я не хочу, чтоб громы канонады

Услышал мой ребенок, мой и твой.

Земля взорвется криком: «Нет, не надо!»

Нам нужен мир не мертвый, а живой.

Финальная песня, танец. «Я, ты, он, она…» в исполнении вокальной группы.

Танец в исполнении танцевального коллектива.

Ведущий:

Спасибо, дорогие ветераны, за наше яркое, солнечное, счастливое, мирное детство.

Спасибо за любовь к людям, жизнь которых вы защитили, за свет ваших душ, за мудрость и доброту. Дай Бог вам здоровья и сил, а мы теперь знаем, понимаем и будем помнить всегда «какой ценой завоевано счастье».

Вручение цветов ветеранам войны, труда и вдовам.